ПРАКТИКИ ЭКСКУРСИЙ В ПОИСКАХ БЛИЗКОГО МЕСТА

АННА КОЗЛОВСКАЯ

В 20-е годы в СССР экскурсионная практика была признана экспериментальной и «получила определенный перевес в педагогике над отвлеченными приемами книжного и лекционного изложения» [1]. Почему именно экскурсиям было отдано такое особое место в образовательных практиках авангарда? Во-первых, экскурсии — это всегда маленькое событие, которое сопряжено с коллективностью, когда небольшая группа людей вместе отправляется в какое-то место. Во-вторых, экскурсии всегда проходят в каком-то конкретном месте, одно нахождение в котором способно погрузить слушателя в определенную атмосферу, и само это место может «рассказать» о себе за счет буквального присутствия. В-третьих, фигура рассказчика-экскурсовода находится в равных плоскостях со всеми участниками: все вместе идут, останавливаются, обращают свой взгляд. 

В данном случае рассказ ведущего не умозрителен, а направлен на конкретные предметы, окружающие всех участников экскурсии, и в то же время взгляд слушателей то направлен, то рассеян и встречает много «побочных впечатлений» [2]. И, главное, что изначально предполагает экскурсионная практика — это возможность беседы, обратной связи со слушателем, его включенность в процессы на телесном уровне (переход от одного места в другое) и на ментальном (за счет обращенности рассказа ведущего непосредственно к слушателям и включенности аудитории в процесс развертывания повествования).

 

Экскурсия всегда происходит in situ [3] — «на месте».  Место в данном случае — это особое пространство, которое не только имеет физическое измерение, но наполнено своей историей, особенностями и чертами, памятью и событиями. У места есть определенный контекст, который был и которому есть возможность развернуться в процессе экскурсии, стать сопричастным не объективности (которой невозможно быть сопричастным), а открыть потенциал личному, субъективному измерению. В данном случае важно поставить вопрос личного отношения с  местом, его контекстом, историчностью и современностью.

 

Но каким образом можно вернуть человеческое измерение месту, которому мы не принадлежим? Как выстроить личные связи с пространством? Каким образом вступить во взаимоотношение с местом, чтобы не случился «захват» территории, а произошло соединение личного и общественного, локального и глобального, повседневного и уникального? И главное, каким образом выстраивать горизонтальные связи, где бы присутствовал момент включенности и сопричастности каждого участника внутри экскурсионного действия?  

 

Подобные вопросы поднимают участники проекта «Войти и разрешить» (Наталья Смолянская, Татьяна Миронова, Анна Козловская). Проект был создан как исследование района Москвы, расположенного между станциями метро «Бауманская» и «Электрозаводская». В процессе изучения выяснилось, что основной особенностью района является его закрытость: детские сады, школы, университеты, офисные здания, даже зеленые зоны — все огорожено заборами; бывшие фабричные здания стали офисами, где существует строгая пропускная система и в них не так просто попасть; многие дворы перегорожены шлагбаумами. Получается, что территория во многом враждебна к местным жителям и прохожим. Этот закрытый образ района можно перенести и на его историю: она также оказывается неизвестной, забытой, не проговоренной жителями, как будто место существует отдельно от жителей этого района. Когда же начинаешь задавать вопросы, интересоваться местом, людьми, которые здесь живут, их личными историями и тем, как менялся район и каким его видят сегодня, то место начинает открываться иначе: становится особенным и важным. 

 

Как наиболее адекватно рассказать о таких открытиях? Как дать «голос» всем участникам процесса, как выстроить горизонтальные связи? Как подтолкнуть к живому общению прошлого с настоящим и будущим, а людей — друг с другом? Для участников группы «Войти и разрешить» наиболее подходящим способом взаимодействия стал формат экскурсии-прогулки: именно в таком типе работы с местом получается активировать аудиторию, подключить личные воспоминания, всмотреться в знакомое, казалось бы, место иначе и разглядеть то пространство, которое не замечалось из-за своей обыденности.

Экскурсия или прогулка?

 

 

В истории искусства художники не раз обращались к жанру экскурсий. Одним из наиболее ранних примеров экскурсии является акция дадаистов 14 апреля 1921 года в Париже, проведенная по местам, которым «незачем существовать». Стартовой точкой этой «прогулки» стал двор заброшенной церкви в «совершенно неинтересной и прям-таки безутешной местности»  [4]. Акция представляла собой своего рода коллаж из различных действий, напрямую не связанных с историей или с достопримечательностями места: Андре Бретон зачитывал на улице манифест, Жорж Рибмон-Дессень, исполнявший роль гида, останавливаясь у скульптур и памятников, читал случайные определения из словаря. Дадаисты сместили акцент с достопримечательностей на ничем не примечательные объекты в городе, пародировали и иронизировали над форматом «классической экскурсии», обращенной к туристическим «звездам»  (культовым сооружениям или персонам), и действовали по принципу шока — важного элемента работы авангардистов начала 20-го века. Зрители и случайные прохожие оказывались свидетелями странного и непривычного для них действия, происходящего на «сцене» города. 

Более поздний пример экскурсии из истории искусства — это экскурсия Андреа Фрейзер «Ключевые пункты музея: разговор в галерее. 1989» [5]. В этом перформансе Андреа Фрейзер была одета как типичный экскурсовод того времени и рассказывала не столько про экспонаты в музее, сколько про музей как общественный институт и продукт социальной политики, интерпретируя произведения искусства и само устройство музея через призму классового неравенства и институциональной критики.

 

В этих примерах формат экскурсии служит для критического осмысления пространства. Для дадаистов важно сломать представление об экскурсии, которая обычно проводится в «центре» и обращает внимание на «достойные достопримечательности», тем самым критикуя туристический взгляд на место. Андреа Фрейзер в своей работе берет классическую экскурсию, которая ежедневно проводится в музеях, и акцентирует внимание не на описании предметов искусства, а на том, как функционирует музей, давая понять, что здесь речь идет о политике и власти, которыми наделена музейная институция. 

 

Однако сегодня исключительно критическая оптика не работает, поэтому формат экскурсии стоит пересматривать.

 

Еще один близкий к экскурсии тип взаимодействия с пространством — это прогулка. С одной стороны, это более теплый способ, так как в прогулках обычно принимают участие знакомые люди, и общение между ними и есть самое главное в этом формате. С другой стороны, прогулка редко связана непосредственно с достопримечательностями, ее маршрут менее запланирован и легче трансформируется в процессе. Перемещаясь от места к месту, участники сами выбирают маршрут или просто бессмысленно «блуждают по городу». 

 

В начале 20 века Вальтер Беньямин обращает внимание на прогулку, которая становится важным элементом существования человека в городе. В работах «Париж времен второй империи у Бодлера» и «О некоторых мотивах у Бодлера» [6] он описывает фланирование как важный тип взаимоотношений с городским пространством и людьми в городе. Фланер — это праздношатающаяся личность, блуждающая в «интерьерах» города по лабиринту товаров, выставленных в витринах магазинов, перед толпой прохожих. Важно отметить, что фланирование — это практика, осуществляемая в одиночестве. Взгляд фланера не ищет, а случайно выхватывает предметы в витринах или лица в толпе. Для него товары — это не масса, а единичные предметы. Для него толпа — не единая стихия [7], а лицо, которое хоть и затуманено (неконкретно), но все-таки схватываемо взглядом. Фланер опьянен толпой, но его опьянение не приводит к слиянию с ней в едином порыве. Опьянение фланера в толпе связано со способностью проникаться состоянием других [8], желанием выхватить в этом потоке единичное, поэтому фланирование связано с человеческим измерением, а не товарным. То есть бессмысленная и бесцельная прогулка в городе становится особенно важной и необходимой, являясь своего рода формой сопротивления в период, когда подобное существование противоречит ценностям капитализма. 

 

Исследованием и практикой коллективной прогулки занимались соратники Ги Дебора, практикуя технику «дрейфа» [9] — это особый способ быстрого перемещения сквозь разнообразные среды урбанистического пейзажа, обычно совершаемого группой знакомых и близких по духу людей. Желательным для ситуационистов были дрейфы группами по два-три человека (из своих), которые бы длились не менее суток. Эта техника предполагает не только погружение в пространство и стремительное прохождение сквозь городской ландшафт, соотнесение себя с пространством и исследование степени расположенности пространства к городскому жителю, но и практики критического осмысления прошедшего дрейфа, который предполагалось проводить после таких прогулок. Для ситуационистов было важно выйти за пределы «коробочки» квартир и залов на улицы и сделать их местом коллективности, искусства и политической активности. 

 

Если для Беньямина прогулка была практикой, осуществляемой в одиночестве, для ситуационистов важно было совершать ее группами знакомых. Но каким образом мы можем создать ситуацию и атмосферу прогулки, когда люди друг друга не знают? Как сделать так, чтобы во время прогулки выстраивались горизонтальные связи и не было доминанты мнения? Как включить в процесс участников, сделав их активными со-участниками? Именно эти вопросы поднимает группа «Войти и разрешить» в своих художественных практиках.

Коллективные экскурсии-прогулки в поисках близкого места

 

 

Работа с местом группы «Войти и разрешить» по формату напоминает экскурсию и прогулку одновременно, но работа отличается как от ироничного подхода дадаистов, так и от критического, как в случае с экскурсией Андреа Фрейзер. Группа уходит от «замкнутости» фланера или «дрейфа» в узкой группе знакомых, тем не менее при подготовке к событиям так или иначе используем наработки этих процессуальных практик. Как участник группы хотела бы поделиться двумя примерами нашей работы.

 

Первый пример — это проект «Пойдем гулять с соседом» 2017 года. Если классическая экскурсия подразумевает под собой одного эксперта, наделенного знаниями, то для проекта «Пойдем гулять с соседом» для нас важно было, чтобы про «достопримечательности» рассказывали не специалисты, а обычные жители района.

 Именно таких соседей мы и пригласили поделиться своими личными историями о районе и о том, как они воспринимают его сегодня. Получился трехчастный рассказ от Романа Булавко, который перемежал свои личные истории с краеведческими вставками о районе (как оказалось, в свободное время он много читает и изучает историю района). Евгения Абрамова обратила наше внимание на продуктовые магазины и провела небольшой анализ того, как все известные крупные сетевые магазины соседствуют друг с другом на небольшом пятачке Бакунинской улицы, и как за последние несколько лет они практически вытеснили отсюда небольшие продуктовые лавки. Константин Осокин рассказал про особенности его детства в Буденовском конструктивистском поселке с яблоневым садом, собственным памятником Ленину и проходными дворами — симптомами того времени, которые исчезли из современной жизни. 

 

В процессе  прогулки рассказчики сменяли друг друга, а зрители дополняли рассказы ведущих своими собственными, потому что каждый из участников был лично связан с районом и местами, где мы останавливались, каждый мог дополнить и продолжить историю своим рассказом. Даже если кто-то не жил конкретно в этом районе, близость и личный характер историй вызывали ответную реакцию, которой кто-то делился вслух или тише, только с теми, кто шел рядом.

 

Важно отметить, что, во-первых, достопримечательностями оказывались невидимые в повседневности места, которые за счет субъективности рассказов становились действительно значимыми. Во-вторых, возникали ситуации коллективного участия, в которых не было разделения между участниками и ведущим, и в процессе экскурсии эти роли менялись. И в-третьих, во время прогулки жители знакомились друг с другом, поэтому в какой-то степени нам удалось хотя бы на короткое время вернуть идею коммуны бывшему фабричному району, которая когда-то была ему свойственна. 

 

Однако, были и ситуации, когда зрителям был непонятен выбор того или иного рассказа. Особенно это касалось блока Жени Абрамовой про магазины. Не все могли сразу включиться: почему нужно уделять внимание таким обычным местам, как продуктовые магазины и почему про них важно рассказывать? Так, ко мне обратилась женщина, которая попросила побыстрее провести эту часть, потому что она показалась ей неинтересной. В итоге мы с ней отвлеклись от рассказа Жени Абрамовой и обсудили те магазины, в которые она ходила раньше и куда ходит сейчас, а также затронули вопрос цен и их роста. После прогулки мы встречались с некоторыми участниками, которые говорили, что на какое-то время после прогулки стали узнавать друг друга на улицах и знакомиться. Подобного рода действия могут обладать объединяющим потенциалом и с течением времени создавать новый тип сообщества, но, возникнув на короткое время, могут так же быстро исчезнуть, если не повторять и не подключать участников к новым действиям.

 

Второй пример — это проект «Это очень странное место» (июнь—июль 2018 года), состоявший из серии экскурсий по бывшим фабричным пространствам. Каждая экскурсия происходила поочередно в трех пространствах: в складском помещении на бывшей фабрике технических бумаг «Октябрь», на бывшей пуговичной фабрике им. Балакирева и около бывшей фабрики «Газосвет», где  производилась неоновая реклама. Изначально у нас была договоренность на проведение акции внутри фабрики «Газосвет», но накануне проведения события нам отказали. Мы решили не скрывать этот факт, а, наоборот, проявить его как один из симптомов современности и часть действий провели рядом с фабрикой.

 

На этот раз в качестве гидов мы пригласили работников этих предприятий, художников и исследователей. Собирая прогулки-экскурсии, мы старались в одной встрече соединить несколько различных типов взаимодействия с пространством: классический рассказ, перформанс и совместное действие. 

 

К первому типу «классических рассказов» относятся три истории: про особенности материала бумаги от руководителя лаборатории экспериментальной печати «Пиранези LAB» Алексея Веселовского, про рабочий класс как определенную общность и даже расу из исследования художника Хаима Сокола, про странности наслоенной друг на друга архитектуры от управляющей Балакиревской фабрики Марии Королевой. Все эти рассказы были так или иначе обращены к истории и изменениям взаимоотношений внутри этих пространств. 

 

Перформативный тип взаимодействия с местом показали художники Андрей Кузькин и Наталья Смолянская, представив очень личные экзистенциальные перформансы. Андрей прочитал текст про свое нестабильное состояние, Наталья открыла свою коробочку с пуговицами, рассказав истории о пуговицах, которые принадлежали ее родным. Тем самым удалось дать личное измерение фабричному пространству. В этом проекте фабрика стала не только местом для работы, но и пространством жизни, а здание можно было сравнить с человеком, который открывает свои самые тайные и личные переживания. 

 

Аня Кравченко предложила коллективный дрейф буквально сквозь здание фабрики. Работая с пространством по принципу «сделать место своим», ничего заранее не зная про него, Аня в процессе экскурсии-прогулки одномоментно объединяла чувство пространства, свои собственные ощущения и аудиторию. Например, в одном из эпизодов она несколько раз медленно спустилась и поднялась в окне, потом остановилась и сказала, что ей тоже немного страшно, как и нам, наблюдающим за ней в окне, и пообещала, что ничего страшного не случится, и очень заботливо предложила нам не беспокоиться. В складском помещении, где мы ходили по разбросанным на полу пуговицам, хрустящим под ногами, она описывала несуществующую рубашку, тем самым приближая и акцентируя внимание на чем-то утраченном. В узком коридоре, где зрители могли уместиться лишь друг за другом, Аня прошлась на четвереньках, вынуждая нас осторожно отодвигаться к стенам, освобождая ей путь, так что мы прислонялись спиной к стене коридора и друг к другу, на телесном уровне ощущая узость пространства.

Третий тип — коллективные действия группы «Войти и разрешить». В рамках таких действий мы, не имея доступа к пространству фабрики «Газосвет», стали думать, как можно работать с закрытым пространством — так появилась идея сделать коллективный коллаж из фотографий фабричного пространства и выложить горизонт, который создает фабрика, сливаясь с небом. Интересно, что прошло больше года после проведения акции, но след горизонта до сих пор можно увидеть на заборе, его никто не убрал, в отличие от коллажа, который очень быстро исчез.

 

В результате во время экскурсий-прогулок в рамках проекта «Это очень странное место» зрители оказывались свидетелями различных типов нематериальной работы и примеров вариантов взаимодействия с местом, где есть место личному переживанию, исторической и исследовательской проблематике и коллективному действию в попытке понять место, в которое нет доступа. 

 

Значительное внимание в процессе прогулок было уделено взаимодействию участников друг с другом: проявлению горизонтальных связей во время акций. Например, во время рассказа Алексея Веселовского о фабричной бумаге неожиданно возник момент, который не был придуман заранее: показывая, как выглядит бумага, он стал раздавать ее участникам. Это было логичное следование рассказу и желанию аудитории. Отсутствие четкого распределения ролей гида и зрителя давало возможность всем быть одновременно зрителями и ведущими. Происходило размытие предмета разговора: объектом являлись не только пространство и время, но и сам человек (ведущий и аудитория). Они вместе участвовали в процессе и одновременно создавали его — и пространство, и время, и место. Тем не менее, как и в акции «Пойдем гулять с соседом», не все форматы взаимодействия с пространствами были поняты зрителями. Некоторые уходили, считая себя обманутыми, некоторые, наоборот, были удивлены, что можно иначе говорить, думать, узнавать и понимать то место, в котором ты находишься. 

 

В эссе «Рассказчик» Вальтер Беньямин констатирует смерть рассказа — жанра, хранящего в себе историю, прожитую в момент рассказывания и пережитую снова в момент передачи ее слушателям. На смену рассказу приходят роман, созданный и воспринимаемый в одиночестве, и новость, рассказанная убедительно и не требующая включенности и своего собственного понимания со стороны слушателя. Можем ли мы говорить о том, что сегодня рассказ возвращается? Что такие важные черты рассказа, как передача опыта, связь времен и людей друг с другом, сегодня могут быть реанимированы в перформативном формате экскурсии-прогулки? Возможно ли через экскурсию — практику, не создающую дополнительных физических объектов, а, значит, действующих по принципу «устности» — говорить о коллективности, о совместном опыте проживания пространства на телесном и ментальном уровне за счет создания возможности включенности через материал, через личную историю, через соотнесенность своего личного измерения и пространства вокруг? 

 

У практики экскурсий есть такой потенциал, который мог бы раскрыться при условии внимания не только к предмету рассказывания, но и процессам, выстраивающимся во время повествования между аудиторией и рассказчиком, между аудиторией и местом, между рассказчиком и местом. Как включен рассказчик? Как включена аудитория? Насколько рассказ, проистекающий в настоящий момент, рассказывается всеми участниками и зависит от всех? Практики экскурсий как перформативные события способны создавать такие живые конструкции: через призму личного измерения, коллективного действия и телесного сосуществования. Подобные встречи могут обладать потенциалом диалога, от которого мы так отвыкли. В такой момент нечто далекое и чужое может стать близким и неотделимым от твоей личной истории.

1. С. Луговской «Экскурсии», Журнал «Рабочий клуб», номер 1, 1925 год.

 

2. Там же.

 

3. Н. Смолянская в статье «Куратор как оператор» приводит в пример определение in situ Жан Марком Пуансо как «активацию отношений между произведением и местом его экспонирования».

URL: http://moscowartmagazine.com/issue/55/article/1118

 

4. Клер Бишоп «Искусственный ад». Парцитипаторное искусство и политика зрительства. М.: V-A-C press, 2018, — с. 107

 

5. Андреа Фрейзер «Ключевые пункты музея: разговор в галерее», журнал «Разногласия» (№2) «Музеи. Между цензурой и эффективностью», опубликованный в интернет-издании Colta, 2016. URL: https://www.colta.ru/articles/raznoglasiya/10441-klyuchevye-punkty-muzeya-razgovor-v-galeree

 

6. Беньямин В. «Бодлер». — М.: Ад Маргинем Пресс, 2015 — 224 с.

 

7. Здесь Беньямин противопоставляет взгляд Бодлера взгляду на толпу Гюго, для которого моделью толпы является океан, стихия, природа.

 

8. Беньямин В. «Бодлер» — М.: Ад Маргинем Пресс, 2015. — С. 60.

 

9. Ги Дебор «Теория дрейфа», 1958. URL: https://ru.theanarchistlibrary.org/library/gi-debor-teoriya-drejfa