МУЗЕЙ КАК МЕТОДОЛОГИЯ
Авангард. Список № 1
Автор: Елена Милановская
Елена Милановская окончила МГХПА им. Строганова в 2015 году, тема дипломной работы — «Советская бумажная архитектура 1980-х годов». Аспирант Аспирантской школы по искусству и дизайну Школы дизайна НИУ ВШЭ, занимается исследованием творчества графика Д. Б. Лиона. Живет в Москве.
После просмотра книги отзывов к выставке «Авангард. Список № 1» у меня в голове прозвучало: «Обидно!». Но дело не в том, что отзывы были отрицательные. Наоборот — сплошные благодарности, восклицания и восторги. Мне стало жаль, что неординарная экспериментальная мысль художественного авангарда внутри Музея живописной культуры была так плоско показана, и ни одного зрителя из тех, кто оставил записи, это не смутило. Помимо этого попался отзыв некоего геолога, ставившего в противовес «умеющему» художнику Поленову, чья выставка проходила в соседнем зале галереи, художников, «издевающихся над здравым смыслом» (авторов работ из «Списка №1»). В конце записи посетитель предложил повесить над входом на выставку выдержки из газеты «Правда» за 1936 год, видимо, намекая на статьи, громящие формализм. Кажется, современный зритель еще не скоро будет оценивать выставки авангарда критически, музею же не слишком удается благоприятно этому умению содействовать.
Выставка «Авангард. Список № 1» приурочена к 100-летию Музея живописной культуры, но, как это часто случается, круглая дата — не повод вспомнить, а повод узнать. Многие вещи экспонируются на выставке впервые, включая, например, аналитику Соломона Никритина. Его опыты на выставке не получили достаточного описания и оценки, а глубина замыслов была просто перенаправлена в некие плоскости-картинки, пространно существующие на стене (не говоря о том, что этот самобытный художник-теоретик заслуживает персональной выставки, и его появление в рамках выставки об МЖК могло бы стать удачной для того прелюдией, призванной заинтриговать зрителя).
Можно было ожидать, что устроителями будет проведена некая реконструкция. Действительно, залы разбиты тематически, над проходом в первый из них даже присутствует надпись «Музей» (МЖК), но зритель попадает в галерею — Третьяковскую. Чтобы избежать этого разочарования, я бы рекомендовала начинать просмотр с предпоследнего зала, «посвященного» аналитической работе и проекционизму. В этом зале хотя бы немного становится ясно, что это было за место — Музей живописной культуры, что в нем творилось в полном смысле этого слова. Дух эксперимента, исследовательской работы, которые важны в понимании авангарда и задач МЖК, передаются самими работами в той мере, в которой позволяют кураторы. Судя только по развеске, они были склонны видеть в идеях и методах на бумаге/холсте лишь изображение. Общее впечатление от задачи экспозиции — это примитивное предъявление, демонстрация. Этикетаж здесь не расходится с развеской, он всегда краток и его смысл замкнут в себе. Изобилующие на стенах цитаты художников в нескольких залах способны сказать сами за себя, но без полноценного экспозиционного ответа они кажутся не более, чем вырванными из текста фразами.
Весьма ценная сшитая рукопись-полиптих Никритина «Тектоническое исследование живописи» демонстрируется так, что абсолютно нет возможности вникнуть в текст-манифест, текст-произведение, текст-трактат. При этом в оригинальной экспозиции 1924 года на «1-ой Дискуссионной выставке объединений активного революционного искусства», где был представлен цельный холст, к нему была приставлена стремянка для ознакомления всеми желающими. Подобная деталь, будь она сегодня, во много раз сблизила бы сегодняшнего зрителя с жизнью МЖК (беспокойство за сохранность произведения можно было бы разрешить установкой копии, все-таки это не живопись, а соединенные фрагменты с текстом). Неужели кураторы не воспринимают всерьез написанное Никритиным, раз не дают посетителям прочитать это как текст? (Вспомним выставку архива Харджиева в фонде Inartibus в 2017 г.: записная книжка Казимира Малевича экспонировалась на ширме-витрине, которую можно было с удобством рассматривать). Или эта вещь Никритина была выставлена как факт обретенного? Экспонат считался утерянным до 2012 г., а теперь нам предъявлен, но совершенно не раскрыт.
Продолжая говорить о предпоследнем зале с работами, надо упомянуть «библиотеку», которая также остается лишь знаком библиотеки: разнообразные весьма любопытные книги находятся за стеклом, в лучшем случае раскрыт разворот. (Вспоминается опыт «Гаража» с предоставлением всех экспонируемых изданий во время выставки «Если бы наша консервная банка заговорила…» (2018) [1] для чтения внутри экспозиции, что служило не только приятным омутом для посетителей, но таким простым и очевидным способом давало погружение в дискуссии и дух времени).
Витрины в центре зала с письмами, документами и книгами кажутся этакими «хрустальными гробами» для экспонатов. Кажется, предпоследний зал должен был отвечать за теорию, контекст, круг смыслов. На персональной выставке Ларионова в ГТГ подход был схожий: в последнем зале сквозь книги и альбомы, принадлежавшие художнику, зритель должен разглядеть «из какого сора» складывался его изобразительный язык и художественное мышление (впрочем, с реальным сором источники общего не имели, как это будет у художников будущих поколений).
В финале кураторы обещают рассказать судьбу МЖК «без купюр» и умещают свой рассказ примерно в 20 убористых строк. Во-первых, возникает закономерный интерес: как же эту историю преподносили прежде? В чем заключается шаг к прозрачности и информативности? Во-вторых, остается ощущение, что никакого рассказа и не последовало: сухое перечисление «что куда ушло» выглядит как проехавший мимо зрителя поезд. Зато мы наконец узнаем, что дало название выставке! Наконец, в зале-эпилоге, как и в самом начале, стены выкрашены в красный. Доколе? Неужели эпоха мыслится настолько ограниченно, и других цветов для нее не существует?
Перед входом на экспозицию за спиной билетера висит текст со словами о том, что на выставке представлен «Аналитический кабинет», «лаборатория» и «библиотека-читальня, где можно познакомиться…». К сожалению, на всей выставке можно только познакомиться на расстоянии, но совершенно невозможно узнать ближе или глубже. Почему «Пространственная живопись» Петра Митурича не показана в пространстве, и стеклянный куб с ней приставлен к стене? Зачем в зале плоскостной группы в развеске выделять «Черный квадрат»? Было ли так в экспозиции МЖК? Почему система организации цветозвуковых ощущений показана так, будто ее стесняются? Может быть, в такой демонстрации сыграли свою роль оформители выставки? Посетителям, впрочем, не всегда известно, что кураторы и оформители выставки иногда становятся противоборствующими силами: у них разные задачи и взгляды, хотя их и можно объединить под словом «показать». Наконец, неприятной неожиданностью стали исцарапанные стекла, под которыми находятся некоторые графические листы, и следы сколов от старых креплений на них.
И все же как могла бы быть развита выставка? Пожалуй, она могла бы быть в два раза больше (в смысловом аспекте) при том же количестве представленных работ. Расширения, как можно догадаться, можно достичь через контекстный и теоретический материал, который сегодня в сознании зрителя способен вызывать не меньший интерес на фоне медийного внимания к авангарду, чем сами работы. На мой взгляд, сегодняшнее положение авангарда в сознании большинства зрителей двояко. С одной стороны, они готовы поместить его в сундук истории искусств на фоне активного выставочного оборота наследия авангардных художников первой четверти 20-го века, с другой — авангард по-прежнему живет с определением «непонятный». Перцептивное восприятие развито не у всех, среднему зрителю необходимы ответы на вопросы «почему?» и «как?», когда они сталкиваются с языком, который они не понимают. Поэтому разговор о МЖК, об институции тем более невозможен без должного сопроводительного разъясняющего разговора на выставке.
Одним из важных направлений МЖК, согласно идеям его первого руководителя Василия Кандинского, было переосмысление и раскрытие деятельности художника, его статуса не как «баловня судьбы», а как ремесленника, «работающего вдвойне». Разговор о роли художника, качествах, которые позволяют назвать так человека, весьма актуальны сегодня, когда граница между современным искусством и не-искусством для обывателя абсолютно не проводима в силу разрыва «понятного и красивого» с принципиально иными художественными практиками и эстетикой. Работа, направленная на рассмотрение художника с разных позиций столетней давности, могла бы использоваться как полезный опыт для выработки новых стратегий и оптик сегодня. В то время как зритель уже готов поместить произведения авангарда в архив истории искусств, так и не разобравшись, как формы авангарда стали возможными. Институция имеет большую ответственность в демонстрации этого процесса, чем отдельно взятый художник. МЖК стремился к этому диалогу, как и к научению пользоваться этими ходами, приемами, теориями. Мне показалось, галерея не использовала возможность завести этот важный разговор на столь удобном примере.
МЖК был задуман как методический музей: с его помощью перед зрителем должна была открыться галерея не живописных работ в истории, а работ в рамках живописного метода, что могло бы дать посетителям универсальный ключ для взаимодействия с искусством и восприятия его. На выставке «Авангард. Список №1» отголоском этой идеи звучит реконструированное разделение по тематическим залам: «Плоскостная группа», «Пластическая» и др. Реконструкция тут была понята очень поверхностно, как это водится сегодня у чиновников от архитектуры, когда зачастую от исторического здания в лучшем случае остается этажность. Также было бы любопытно в воображаемой дополненной экспозиции «на полях» разметить дальнейшее развитие идей художников, сотрудничавших с МЖК, или сгруппировать это в отдельном пространстве.
В рамках истории МЖК можно было бы развернуть панораму взаимоотношений художественных кругов, но эта грань авангарда известна неспециалистам лишь на уровне объединений: сухие данные о том, кто куда входил и в какие годы. Тем временем за стенами выставочных залов бушевали человеческие страсти, борьба течений и стилей велась не только формами, но и живыми людьми. Наконец, сценарий упразднения и передачи собрания в другую институцию продолжает вторить действительности с ее «оптимизациями», «рационализациями» и прочими прикрытиями централизации, и потому выставка могла бы претендовать на актуальную, но эта линия в ситуации современной культурной политики по понятным причинам не проведена.
Завершение истории о МЖК «красным» эпилогом и политическим оверштагом дает зрителю ощущение неминуемого тупика на пути МЖК. По иронии на воспроизведенных во всю выгородку фотографиях исторической экспозиции «буржуазной живописи» в галерее присутствует и растяжка со словом «тупик» в отношении поруганной живописи авангарда.
Мне показалось, что на выставке произошла некая герметизация. Она коснулась теорий авангарда и замкнула его достижения во временном отрезке на примере истории МЖК, и это равно противоречит природе авангарда и замыслам этого музея.